Как ни странно, но все же, по-моему, юность сгорела первый признак — что трезво о жизни я стал рассуждать.
Кружит снег незадумчивый, легкий, пушистый и белый я тебе не смогу на всю улицу громко кричать.
Даже глупости и сумасбродства навеки забыты, я уже не смогу даже вспомнить о нашей любви.
Помню только у дома цветы и окно приоткрыто, и от летней грозы по дорогам струятся ручьи.

Как ни странно, сейчас это кажется горькой потерей, только порвана нить, что навеки связала с тобой.
Как же мы расставались тогда, но я все-таки верю в эту добрую, нежную, глупую, давнюю боль.
Я уже не смогу так легко петь тебе наши песни и читать свои первые, очень плохие стихи,
Но мне кажется, если однажды проснусь на рассвете и увижу тебя, ты простишь мне все эти грехи.

Я не знаю, когда мне придется тебя все же встретить и увидеть в глазах твоих, прежде веселых, испуг.
И на Ваше «ну, здравствуй, как жизнь?» не смогу Вам ответить извините, но только на ты я уже не смогу.
Не смогу, это впрочем, от многого освобождает и от всех объяснений не нужных уже никому.
Сколько время прошло, лет пятнадцать, а Вы все такая почему же мы с Вами расстались? Никак не пойму.

И все же — почему?