Красный вечер ткал узоры, брал доверчивых врасплох,
Там, где липовые горы, синий вереск, белый мох,
На сосновые иголки нанизал закатов тень,
Днями множил кривотолки в пересудах деревень.

У-у-у, будто где-то за два поля,
У-у-у, по тюрьме тоскует воля.
То ли, скучно без узды,
То ль постыли ночи напролет.
Стынет плаха холодом звезды.
Где нет боли — надежда не живет.
Как в угаре от охоты пальцы гнул лихой народ.
От «Родительской субботы» кто кого переживет?
Кто кому надует в уши, чья заточка круче всех?
Кровью вымарали души в потасовках за успех.

У-у-у, там, где за тремя горами,
У-у-у, дымом называли пламя.
Солнце — черною дырой.
Темной ночью спутаны пути,
Волчья стая да осиный рой.
Без надежды — веры не найти.
А за острыми зубцами тихорится рулевой.
За палаты с изразцами отвечает головой.
Было время он треножил диких ветров злую рать,
Нынче хочет, да не может репутацией хромать.

У-у-у, там, где за четыре моря,
У-у-у, нет ни радости, ни горя.
Только тишина да гладь,
Все, как надо, хоть брось, хоть разорви,
Между строчек правду проверять.
Где нет веры — места нет любви.
Красный вечер ткал узоры, брал доверчивых врасплох,
Там, где липовые горы, синий вереск, белый мох,
На сосновые иголки нанизал закатов тень,
Днями множил кривотолки в пересудах деревень.