По Большому Сибирскому тракту,
Далеко-далеко за Байкал,
С двору от дому да в Акатуй-тюрьму
По этапу кандальный шагал.

Год почти он пылил по дорогам:
В холод, голод, полуденный зной.
На попутке крик да на поверке штык —
Рвал униженно шапку долой.

Пёс-солдат до смерти бил, поторапливал в Сибирь.
Сей теперь сама да жни — муж тввой нынче каторжник.
Арестантская тяжкая доля:
По коротким ночам не до сна.

Ох, и глубока бирюса-река,
Как острожная доля, черна.
Гонят партию в землю глухую,
В Акатуйский проклятый рудник.

Там плетьми свистят, там в тифу горят,
В небе — крест, а свобода — над ним.
Бур калёный «тук» да «тук», да цепей кандальных звук.
Веселей, ребята, бей, сил, ребята, не жалей.

Веселей, ребята, бей, сил, ребята, не жалей.
Истоптались тяжёлые бродни,
Почернело младое лицо,
И засватанный вечной каторгой

На тюремное лёг он крыльцо.
И засватанный вечной каторгой
На тюремное лёг он крыльцо.
То не море-окиян — стонут души россиян,

По судьбе заверчены каторгою нерчинской.
То не море-окиян — стонут души россиян,
По судьбе заверчены каторгою нерчинской.
По Большому Сибирскому тракту,

Далеко-далеко за Байкал,
С двору от дому да в Акатуй-тюрьму
По этапу кандальный шагал.
С двору от дому да в Акатуй-тюрьму

По этапу кандальный шагал.